Вместо предисловия
Не хочу, чтобы вам показалось, будто кое-где моим пером водила женская стервозность. Нет, дело не в этом! Просто рабочий день удлинился до безобразия, а также был загружен так, что не осталось времени на сооружение даже скромного двухэтажного бутера. По пути домой мой мозг, истерзанный гипогликемией, начал воспринимать все более обостренно и даже болезненно... Итак, поехали!
1. В ТРОЛЛЕЙБУСЕ
«...старая Каракатица назидательно сказала
своей дочери:
- Пусть это послужит тебе серьезным уро-
ком, дорогая! Видишь, как важно всегда
владеть собой!
На что молодая Каракатица не без раздражения ответила:
- Помолчали бы лучше, мамаша! Вы и уст-
рицу выведете из себя!»
Л. Кэррол. «Алиса а Стране чудес».
Человеческий прибой впихивает меня в троллейбус. Я трепыхаюсь, как бабочка на булавке, стараясь сохранить вертикальное положение, и это мне успешно удается - в переполненном салоне и падать-то некуда. В принципе, я довольна, что мне удалось втиснуться, но не все разделяют мои чувства. Очень воинственная бабушка пихает меня локтем в бок и ворчит:
- Ишь, распустила гриву! В глаза лезет! Развесила волосы... аж до пупа! Молодая, а...
В голове немедленно складывается адрес, куда следует отправиться старой даме, но я неожиданно остываю. Да, я молодая. Я возвела свои волосы в культ, и разве те, с которыми я делила восторги ночей, не называли мои волосы «гривой»?! Я действительно молодая, я люблю дорогие духи и знаю толк в хороших винах. Я с удовольствием предаюсь сексу и тем светским развлечениям, какие только может мне позволить мой скромный доход... А что эта женщина видела в жизни? С грустью вспоминаю свою бабулю и сознаю, что немногое: голод двадцатых, ужас тридцать седьмого, непосильный труд войны и как насмешку над всем этим - нищенскую пенсию. И сейчас эта старушка, нагруженная тяжелым рюкзаком, стоит в переполненном троллейбусе, сгибаясь под тяжестью лет, в то время как ближайшее сиденье придавили две особи мужского пола, два семнадцати-восемнадцатилетних недоросля. На просьбы кондуктора и пассажиров уступить место они отвечают идиотским хихиканьем и жалобами на свое хилое здоровье. Все прочие особи мужского пола хватаются руками и ногами за сиденья, съеживаются и отворачиваются к окнам. Их это не касается.
У меня возникает отчетливое желание использовать обоих юнцов в качестве резиновых манекенов для отработки приемов... Я поступаю иначе: просто и доступно излагаю подробности мужской физиологии. Если отбросить все медицинские термины, получится величайшая мудрость всех времен: чем больше мужчина сидит, тем меньше у него стоит. Придурки хихикают, как гиены, и уверяют, что их хозяйство будет торчать вечно. Я немедленно ставлю под сомнение сей факт, и все мужские особи начинают беспокойно ерзать, однако от кресел никто не отрывается. Протестов особых мои слова не вызывают... Аd rem? Попала в точку? Один из недорослей глубокомысленно изрекает:
- Всяко-разно, это незаразно.
Очевидно, это единственная стихотворная строчка, которая вмещается в его оскудевшие мозги. Ой, нет, ребятки, грубость - заразна, и по всей стране сейчас бродят вирусы хамства и равнодушия... Есть нормальные мужчины, которые не отсиживают задницы в транспорте, когда рядом стоят женщины - и не важно, какого возраста. А есть мужские особи, к которым так удачно подходит Гарик Губерман:
Время наше будет знаменито
Тем, что породило страха ради
Новый вариант гермафродита:
Телом - мужики, а духом - бл...и.
Стишок на недорослей никак не влияет, они пожимают хилыми куриными плечиками, молчаливо соглашаясь с вердиктом на букву «б». Как мерзко! Жаль, что к сиденьям не подключен электрошок. Хороший разряд тока в любимое хозяйство живенько поднял бы на ноги этот генетический мусор... Господи, а ведь их дети будут такими же!
Собираюсь выходить. Церемонно прощаюсь с будущими импотентами и спрашиваю воинственную бабушку, не поменяться ли с ней местами. Она явно смущена:
- Ой, да я ж выхожу... Дедушка, извините что я вас так…
- Ладно, проехали.
Двери распахиваются. И какой-то курсантик бережно помогает воинственной бабушке выйти Потом он протягивает руку мне, рискующей поломать ноги на своих высоких каблуках. Нет, это не мужская особь. Это – мужчина…
Жидкий свет фонарей только уплотняет тьму. Жду автобус, мерзну, как курица в холодильнике. Синею. Рядом тормозит «Джип», и оттуда высовывается новорусский фрукт с «фефектом фикции»:
- Садись, киса, покатаемся.
- Нет, спасибо.
- Да ты чо ломаишься, я тея ни абижу…
«Сама тебя обижу», - ехидно думаю я, стаскиваю перчатку и своей скукоженной лапкой показываю брателле определенный знак. Фрукт корчит рожу и не отстает:
- Чо, думаишь, ты одна такая белая и пусистая?
- Нет, отрезаю я, - я скользкая, зеленая и, скорее всего, ядовитая. Отвали.
Новорусский фрукт радостно ржет, сигналит «Спартак-чемпион!» и отваливает… Наконец-то автобус.
2. В АВТОБУСЕ
«Обидно, что лепестки у нее торчат вверх,
это ее здорово портит».
Л. Кэррол, «Алиса в Зазеркалье».
В автобусе донельзя пахнет бензином. Я вошла в первую дверь и слышу, как в кабине водителя бренчит радио. Сергей Никитин поет о том, что «шпагу для дуэли, меч для битвы каждый выбирает по себе». Но время благородного оружия не вернется! Сейчас палят почем зря из пушек всех сортов; некоторые держат за пазухой камень или кастет... Кто-то выбрал хлыст. А кто-то несет крест...
От грустных мыслей я отвлекаюсь, замечая слева от себя невероятно красивую женщину. Созерцание красоты всегда приносит мне эстетическое наслаждение, как если бы я любовалась творением природы - львицей, полной ленивой грации, цветком, раскрывающимся навстречу солнцу, или прихотливым узором на крыльях мотылька. Какое совершенство скрыто в изломе тонких бровей!.. Мое собственное лицо - образ, создаваемый парфюмерным кокетством, обычная хорошенькая мордашка, которая без грима еще не является самодостаточной. Истинная гармония черт не нуждается в косметике. Эта женщина наверняка одинаково прекрасна и вечером, в свете свечей и утром, когда позади бессонная ночь...
Внезапно хрупкая сфера очарования лопается, как мыльный пузырь. Предмет моего внимания извлекает из кармана пальто карамельку «Чупа-Чупс», коя в просторечии именуется «конфеткой-минеткой», очищает ее от фантика и сует в рот. Пространство, скрепленное духами «Черная магия», немедленно заполняется отвратительными хлопающими звуками, булканьем и чмоканьем. Скомкав обертку, красавица метким движением швыряет ее в раскрытую форточку. «Черная магия» несовместима с сосанием «Чупа-Чупса», как чувство собственного достоинства несовместимо с вирусами хамства и равнодушия. Быстро обсосав карамельку, красавица отправляет и палочку в окно. Надеюсь, она не воткнулась кому-нибудь в глаз.
Из кармана достается вторая «круглая радость». Проследив мой вопрошающий взор, совершенство тихонько хрюкает:
- Чо, завидно?
Ударение она поставила на букву «а». Достойная вышла бы половинка для новорусского фрукта. Не про нее ли пел маэстро Вертинский: «Полукровка, ошибка опять?»
Вот тебе и на! Автобус встал. Ворча, пассажиры покидают салон. Придется ждать следующего автобуса, а мой желудок, кажется, прилип к спине. На мое счастье с грохотом подкатывает трамвай. Выбирать не приходится, главное - по пути.
3. В ТРАМВАЕ
«- Знаете, я всегда считала, что единороги
- это тоже сказочные чудища! И никогда
в жизни не видела живого Единорога.
- Ну, вот мы и свиделись! - сказал Единорог.
- Если ты поверишь в меня, я, так и
быть, поверю в тебя».
Л. Кэрролл «Алиса в Зазеркалье».
Вагон практически пуст. Я усаживаюсь в уголок и радуюсь, что красавица с «Чупа-Чупсом» осталась на остановке в ожидании автобуса…
И тут мой мозг, истерзанный гипогликемией, отказывается что-либо понимать. В вагон входит незнакомец зловещего вида, и лицо его наполовину скрыто капюшоном черного шелкового плаща. Незнакомец направляется прямо ко мне, но никто его не замечает! И когда капюшон приподнимается, я вижу лицо - невероятно бледное, с правильными и тонкими чертами, с волчьей улыбкой и холодными, льдистыми глазами. О, как хочется раствориться в его глазах! Исчезнуть, нырнуть под лед, чтобы он все решил за меня, - и найти забвение в его объятиях, и не спешить никуда!
Я нахожу в себе силы задать вопрос:
- Кто вы?
- Кто я? – иронично переспрашивает незнакомец. – Я – это не более чем я. А кто ВЫ?
Раствориться в его глазах… Я протягиваю ему руку для поцелуя, и он склоняется надо мной в насмешливом поклоне. И рука его теплее моей.
- Хотите пойти со мной?
- Я... не знаю.
- А когда будете знать?
Я молчу. Ситуация совершенно дикая... Надо что-то ответить!
- Когда буду знать, то приду сама. А как вас найти?
Незнакомец выпускает мою руку то ли с сожалением, то ли с радостью.
- Всего-то нужно пройти по лунному лучу над могилой...
- ...Граждане пассажиры! Переходите улицу на зеленый сигнал светофора!
Я вздрагиваю и прихожу в себя. Оказывается, я чуть не проспала свою остановку!.. Так то был сон... Что сказал бы Юнг? Без сомнения то, что я встретилась со своей Тенью, с призраком снов - судьей, адвокатом и палачом в одном лице. Негативный анимус, или как там еще... Чур, меня!
Вот сейчас куплю себе шоколадку - лучшее лекарство от гипогликемии и призраков. Подхожу к киоску и обнаруживаю, что кошелек забыт на работе. Не поддаваясь досаде, шарю по карманам и наскребаю мелочь. Ура, хватает!
Тут я замечаю, что у киоска стоит малявочка неопределенного возраста - то ли ей пять, то ли ей десять, - и затягивается сигареткой, а вернее - окурком. Ее худое болезненное личико тонет в клубах дыма. И я вдруг чувствую себя такой же дешевкой, как красотка с карамелью, новорусский фрукт и те прыщавые юнцы из троллейбуса, - и на глазах застывают злые слезы бессилия. Все мои желания кажутся мне мелкими и пошлыми. В самом деле, дома меня ждут близкие люди, нахальная, но любимая кошка, горячий ужин и недавно купленная книга Джона Диксона Карра, еще не читанная. А куда пойдет эта девочка?
- Брось сигарету, возьми лучше вот это...
Она поднимает на меня свои зеленые глазищи:
- Что, все мне? Вся шоколадка?
- Ну да.
Я бегу домой, стуча каблуками. Я приму горячую ванну и стану чистой и холодной, как Одинцова из «Отцов и детей». Я привыкла сражаться в глубокой воде меж акульих плавников. А что есть у меня за душой, и есть ли она вообще?
Сердце стучит в такт шагам, сплетается с ритмом Вселенной и ставит предположение, что «все мы будем счастливы когда-нибудь, Бог даст...».
Натали
