На сегодня обобщающих историографических или исчерпывающих библиографических сводок по истории Авесты и зороастризма еще не создано. В любых зарубежных и отечественных публикациях оба эти аспекта отряжены вы-борочно, с различной степенью полноты. Поэтому в перечне соответствующих исследований по необходимости будут упоминаться некоторые труды, авторы которых отнюдь не ставили перед собою преимущественно историо-графических или библиографических задач. Однако значение таких трудов, их влияние на умы иранистов и мето-ды изучения Авесты к настоящему времени обрели высокий историографический статус. Без них нельзя правильно представить историческое развитие и современное состояние авестологии.
Большим достижением в текстологическом изучении Авесты является фотофаксимильное издание старейших (копенгагенских) рукописей Авесты в серии: «Codices Avestici et Pahlavici Bibliothecae Universitatis Hafaiensis» под общей редакцией и с предисловиями К.Барра: т. VII—IX (Рукопись K-5 «Ясна»), 1937—1939; т. Х—ХI (Рукописи К-3а, К-3в и K-1)— «Вендидад»), 1941—1942; т. XII (Рукопись КЭ и К-25 — «Висперед»), 1944.
По некоторым спорным вопросам большинство исследователей едино-душно приходило к общему выводу: Заратуштра — реальная историческая личность, основатель древнеиранской религии, и покровитель его Кави-Виштаспа — также реальный представитель правящей восточноиранской ди-настии VII—VI вв. до н. э. (доахеменидской) Кавианидов (Кеянидов), хотя некоторые учёные, однако, отрицают, что Заратуштра действовал в Бактрии; единодушна также оценка песнопений Заратуштры как высо-копоэтических .
Одним из самых сложных и спорных вопросов остаётся, как и прежде, толкование специфических слов и выражений, «терминов» Авесты. Час-то правильному пониманию препятствует методология исследователя, при-верженность к историческо-идеалистическим концепциям, что приводит к мо-дернизации воззрений Заратуштры, к преувеличению его монотеизма, а иногда — и к превращению его в некоего современного религиозно-мис-тического философа .
Примечания:
1 Для объективности приведём мнение о «Гатах» Е. Э. Бертельса: «Некоторые исследова-тели были склонны считать гаты высокой поэзией, сокровищницей глубоких философских мыслей. К сожалению, ключа к этой сокровищнице у нас нет, и потому присоединиться к таким восторженным отзывам мы не можем. Прежде всего смущает невообразимая аб-страктность гат. Трудно поверить, что в ту отдалённую эпоху, когда они создавались, люди могли дойти до столь абстрактного мышления. Ни в одной из известных нам священных книг нет таких отвлечённых схем и понятий [далее приводятся примеры из «Ясна» 46 — см. с. 139, и из «Ясна» 43 — см. с. 134] <...>. Такое песнопение едва ли могло получить широкое распространение в обществе, находившемся ещё на очень раннем этапе культурного развития. Мы или не нашли правильного перевода этих текстов, или они пострадали от времени, но во всяком случае подобная абстрактность для той эпохи кажется невероятной. Если же тексты сохранились неповреждёнными, то, во-первых, они, возможно, имели какое-то неясное нам вполне конкретное значение, бывшее понятным для слушателей того времени. а во-вторых, автором их могло быть только лицо, пользовавшееся совершенно исключитель-ным авторитетом, ибо в противном случае сохранить так тщательно эти даже и самому зороастрийскому духовенству малодоступные тексты едва ли бы удалось» (Бертельс Е. Э. Избранные труды: История персидско-таджикской литературы / Отв. ред. И. С. Брагин-ский. М., 1960. С. 54.). В той же работе Е. Э. Бертельс называет Авесту «довольно примитивной» с точки зрения её литературно-художественных достоинств и говорит, что рассуждения о «высокой поэзии» Авесты чаще всего основаны на незнании текста.
2 Авеста в русских переводах. С. 38-39.
***
